Лондонский сити представляет собой контраст: это одновременно и старейшая, самая историческая часть города, и в то же время самая новая и блестящая.
Достаточно пересечь усеянное руинами метро, чтобы перенестись на 800 лет назад, во времена норманнов и к могущественной эмблеме королевской власти: Лондонскому Тауэру. Вильгельм Завоеватель хотел подчинить себе «злых жителей» Лондона, создав символ господства норманнов над коренными саксами.
На протяжении столетий Тауэр служил фоном для «ужаса, пыток, кровавых казней» и тайн, включая исчезновение в 15 веке сыновей Эдуарда IV и полковника Блада, человека, который пытался украсть драгоценности. Вместо наказания он был помилован Карлом II и получал щедрую пенсию. Предполагают, что он был правительственным шпионом.
Римская Британия возрождается из недр города в All Hallows by Tower, на Byward Street, одной из немногих церквей, уцелевших во время Великого пожара. Возраст, удача и дальновидность некоторых его наместников превратили All Hallows в сокровищницу интригующих артефактов, от тротуара и алтаря Святой Земли до древних приходских книг. Но именно крошечный склеп Святой Клары действительно захватывает дух. Здесь, врезанный в южную стену, кусок расплавленного свинца, реликвия пожара, который чуть не уничтожил церковь во время Блица.
Две церкви разделены протяженностью Истчипа, где кабан с любопытством выглядывает из-под арок бывшего викторианского склада в доме номер 33 — отсылка к шекспировской таверне «Кабанья голова», которая когда-то здесь стояла. За зданием возвышается любопытная форма «Рации» Рафаэля Виньоли.
На трех верхних этажах небоскреба находится Небесный сад, густо засаженный растениями, а также бары и рестораны с головокружительным видом на город. Ближе к земле рынок Лиденхолл — когда-то римский, а ныне викторианский шедевр, более известный миру как Косой переулок Гарри Поттера.
Прямо к югу Сент-Магнус — начало старого лондонского моста с 1176 по 1831 год — стоит стройный и белый между Темзой и Пудинг-лейн. В ночь на 2 сентября 1666 года роковая искра вспыхнула в пекарне Томаса Фарринера, теперь старинная пожарная машина занимает почетное место в обшитом панелями притворе.
Церковь Святой Марии, которая стоит как остров, разделяющий Ломбард-стрит и Кинг-Уильям-стрит, примечательна не только барочной архитектурой Хоксмура, но и тем, что является памятником борьбы с рабством.
Всего в нескольких шагах церковь Святого Стефана Уолбрука, где были основаны самаритяне, возвышается на том же месте, где в римском Лондиниуме был бы храм Митры.
Свадебный торт сэра Герберта Бейкера в виде здания, который заменил палладианский оригинал сэра Джона Соуна, должен был соответствовать высокой роли Банка. Однако его изобилие колонн и кариатид не вызвало особых похвал: Певзнер назвал его величайшим архитектурным преступлением в Сити ХХ века.
Это напоминание о том, что большая часть торговли города уходит своими корнями к гению торговцу 16-го века сэра Томаса Грешама, чей герб был золотым кузнечиком на зеленом холме.
Именно это наследие розничной торговли сохранилось здесь: большую часть внутреннего двора, теперь увенчанного стеклянной крышей, занимает бар Fortnum & Mason, идеально сочетающийся по цвету с бутиком Tiffany and Co за ним. Окна, сверкающие драгоценными камнями (Boodles, а также Tiffany), часы (Bremont, Watchfinder and Co) и серебро (извилистые формы Georg Jensen).
Еще старше Королевской биржи является еще один центр коммерческой власти столицы, Гилдхолл на Бейсингхолл-стрит, построенный в 1411 году над склепами, датируемыми 1042 годом. Именно через него Лондон заявляет о своей почтенной связи с древней Троей. История гласит, что не кто иной, как троянец Брут, потомок Энея, продолжил жить во дворце, построенном на этом месте. Не менее важно то, что в этом районе находился амфитеатр, руины которого видны из Художественной галереи Гилдхолла.
Остатки древнего прошлого также обнаруживаются у подножия пешеходной зоны, соединяющей Гилдхолл с Крипплгейтом. В удачный день поэт может импровизировать на дорожке над разрушающимся бастионом — поэтическая дань уважения, которую Траян мог бы ценить больше, чем свою тусклую бронзу.